Об СВО — из первых уст. Интервью мобилизованного новоуренгойца
Что вы знаете о жизни участника СВО? Полгода назад наш коллега, сотрудник информационного агентства «Импульс Севера» Андрей Бережной в ходе мобилизации отправился защищать страну. Совсем недавно он приехал в отпуск и в программе «Вопрос ребром» рассказал зрителям о том, как изменилась его жизнь за это время.
Что становится важным, а что теряет смысл в условиях специальной военной операции? Газета «Правда Севера» публикует интервью с бойцом СВО, позывной «Ангел».
Ты приехал в отпуск через полгода после мобилизации. Как себя чувствуешь на мирной земле?
Непривычно, нужна адаптация. Не могу привыкнуть к мягкой кровати. Так хорошо спится, просто не передать словами. А в целом, вроде, прихожу в себя, потому что это принципиально разная жизнь — там и здесь, поэтому, естественно, нужно время на адаптацию.
На этапе мобилизации ты сказал замечательную фразу, которая стала, наверное, девизом всех мобилизованных, — «Мы едем делать мир». Как она пришла тебе в голову и сопровождает ли тебя всё это время?
Про слоган «Мы едем делать мир» история такая: я тогда объявил сбор по поводу квадрокоптеров, потому что меня назначили внештатным пилотом коптера, люди начали со всей России помогать. Когда я записывал это видео, просто в голове родилась такая фраза, и она, действительно, круто так разлетелась неожиданно для меня. Я как медийщик могу сказать, что неизвестно, какая история выстрелит, и вот история, которая была нацелена совсем на другое, превратилась в слоган ямальских мобилизованных.
Потом вы нам сделали шевроны, которые до сих пор носят. Уже вторую партию отправили этих шевронов. Мужики на блок-постах тормозят, просят дать им такие.
Ещё интересная история. Со мной связался Алексей Бойко, он раньше жил в Новом Уренгое, сейчас в Москву переехал. Он подписался на мой маленький канал, его вдохновила вся эта история, он написал песню «Мы едем делать мир». У меня давно была идея, что надо писать музыку про СВО, надо как-то подпитывать это, потому что мы очень часто слушаем музыку толпой, когда едем на какие-то боевые задачи. Очень хочется в эти моменты слушать патриотичную музыку.
Новых исполнителей мало на удивление. Мы старые песни слушаем: «Кино», все песни из «Девятой роты», «Кукушку» и так далее, то есть вся эта классика. Я написал Алексею, он ответил:
— Круто! Давай делать песню, только назовём её «Мы едем делать мир».
Я вообще не ожидал. Накидал каких-то историй, он это всё почитал и записал песню.
Единственное, что сейчас мы стараемся говорить «Мы делаем мир», потому что мы уже туда приехали. Такая история.
Слоган, мне кажется, по-настоящему стал пророческим. Мы видели ролики, где вы общаетесь с жителями села Любимовка, вы приносите мир для этих людей. Расскажи немножко о взаимодействии с местными жителями.
Начнём с того, что местные жители действительно рады нам. Это без прикрас, это то, что я увидел своими глазами.
Мы познакомились с главой села. В какой-то момент он попросил помощи, так как туда просто не может гуманитарка доехать, это опасно очень. Раньше это было просто огромнейшее село, сейчас там только 94 человека. И нас попросили сопроводить как конвой. Мы вкинулись, поехали, вот тогда я увидел, что в Любимовке вообще беда: нет света, жители коржики пекут из «кисляка» — кислого молока. Люди живут в 2023 году в таких условиях — это, конечно, вообще жёстко.
Я посмотрел на это всё, мы потом приехали, за голову взялись… Меня многие знают, на Ямале особенно, даже часть России, и я решил, что просто должен помочь. Я поехал делать мир, и если пройду мимо этой стороны, то зачем тогда туда приехал? Кинул клич, люди тоннами просто понесли продукты, одежду в штаб «Сердце цвета хаки». Для меня это было очень удивительно. Из других городов везли, присылали.
Очень много лекарств передали ямальские врачи, в том числе дорогостоящих. Сергей Токарев, видимо, организовал это всё. Погибнуть просто от нехватки лекарств — ненормально.
Там двухмесячный (уже четырёхмесячный) новорождённый ребёнок, у которого нет ни конвертика, ни пелёнок, ни памперсов — ничего. В 2023 году нет памперсов! Мне очень стало больно от этого.
Я недавно отвозил всю гуманитарку, которую мы собрали. Что меня порадовало, когда я спросил, как у них дела, люди улыбались, всё хорошо, у них перестала быть проблемой еда, она уже есть. Света нет у них уже 14 месяцев, делают коптилки из растительного масла. Говорят: «Пять литров масла хватает на всю зиму, даже книжку читать».
Огромное спасибо тебе и твоим сослуживцам, что вы показываете неравнодушие и мягкость человеческого сердца.
Ямал достаточно много сил прикладывает к тому, чтобы поддержать бойцов, которые отправились в зону СВО. Что вам приятнее всего получать в заветных посылочках?
Письма. Это что-то, что сделано для тебя. Вы мне недавно календарь отправляли, на котором все расписались, было очень приятно: ты открываешь, а оттуда ещё письмо выпало, я такой: «Господи, как классно!». Письма я собираю.
Никогда не думал, что письмо так влияет. Мы живём не в век писем, это уже отошло далеко назад. Возможно, люди, которые пишут мне, вообще впервые пишут какое-то письмо. И чем оно проще написано, тем ближе к сердцу почему-то.
Вообще, посылки — это прямо день рождения какой-то. Классно, что люди действительно слышат меня, когда пишу, что мне необходимо. Есть история: куча посылок приходит, а там стандартный набор — тушёнка, сгуха, что-то сладкое. Безусловно, это нужно, но когда мы накопили уже ящик сгущёнки, килограммов 50, ты понимаешь, что стоп, хватит. Мы раздаём банки местным, пытаемся что-то из неё делать, но её очень много.
Поэтому невероятно здорово, что в последней посылке пришло очень много рабочих перчаток. Блин, их тяжело купить, раскупают везде, магазинов у нас нет там поблизости, а рабочие перчатки нужны, они изнашиваются за день-два. Мне пришло очень много от вас перчаток, за это огромное спасибо. Все раздал, себе оставил, классно.
Мы тебя знаем как человека заботливого, и нет никаких сомнений, что ты себя проявляешь так же и там…
Спасибо.
Какой твой самый классический акт заботы о сослуживцах?
Есть две истории. Первая. Так как я сейчас в должности заместителя командира взвода, у меня взвод парней, все они из Нового Уренгоя, все 22 человека. Это взрослые, взрослее меня, мужики, но, тем не менее, им нужна какая-то помощь в бумажках, гуманитарках. То, в чём я шарю, я им в этом помогаю со своей стороны. Если кому-то что-то нужно, договорюсь через штаб или со своими командирами, чтобы у моего бойца решился этот вопрос.
А из такого, ежедневного… Мы живём в домике, нас восемь человек. Я люблю готовить и готовлю на всех. Конечно, в таких объёмах никогда не готовил. Оказывается, это вообще непосильный труд, но готовлю. Так как на гражданке у меня есть список блюд, которые люблю я, все в шоке, там обязательно кинзой посыплю, красиво всё сделаю. Они такие: «Ангел, да мы не можем так есть, мы должны есть тушёнку, мы на войне!». Но я всё равно стараюсь красиво готовить, пусть оно и в одноразовой тарелочке будет.
У нас в доме есть такое понятие как распределение сил. Кто-то умеет убираться нормально, ему не зазорно, он убирается. Кто-то по своей силе здоровый, он дрова колет постоянно. Бытовую жизнь никто не отменял, это большая составляющая нахождения там, потому что мы точно так же кушаем, спим, моемся, греемся…
С какими мыслями ты заканчиваешь каждый свой день?
По-разному. В последнее время заканчиваешь свой день и ложишься с мыслью: вот там лежит бронник, там каска, там автомат. Я всегда рядом с собой складываю стопкой одежду — штаны, рубаху, по той простой причине, что в случае артобстрела, нападения или ещё чего-то нужно одеться, взять тревожный чемоданчик, в котором у меня запас на три дня воды, еды, носки-трусы, такое, что может промокнуть. Быстро привыкаешь, а потом что-то случится рядом, и ты снова отвык спокойно засыпать.
А по утрам, если всё штатно идёт, я позволяю себе 20 минут почитать новости из СММ, из диджитла, ранее загруженные там, где есть Интернет, потому что очень не хочется терять какой-то своей сноровки, ведь я там изолирован от внешнего мира.
Какие изменения в себе ты почувствовал за это время?
Наверное, я стал решительнее. Намного. Хожу сейчас здесь, на гражданке, и думаю: это можно решить всё, сделать так и так. Башка перестроилась.
Я повзрослел, мне кажется. Именно сейчас я понимаю, что я — мужчина. Появилось осознание того, что всё моё юношество прошло. И дело не в том, что я там, на СВО, нахожусь, дело в голове. Мыслишь по-другому, ценности поменялись, относишься по-другому к дружбе, расставаниям, смерти, ко всему.
